Планета Спорт

[Sommer]

не могу ждать пока Вижуал скопипастит, так что сам )
уже во всех интернетах!



В школе я был классен во всем кроме физкультуры. У нас с ней была открытая война в лице ее генерала — Анатолия Косточкина.

Сам Косточкин по жизни придерживался дуальных взглядов и делил популяцию всех людей Земли на две категории — на тех, кто умеет подтягиваться и тех, кто нет. Первую уважал. Второй брезговал. Такие дохловатые рок–звезды, как я вызывали в нем чувство жалости к родителям и одновременно упоения своим превосходством.

Будучи идеологическим троечником, физ–ру я конечно пропускал. Негоже интеллектуальной элите с потными подмышками на русскую литературу ходить. Так продолжалось три месяца пока в конце каждой четверти не наступало время Ф. День, когда физкультура приходила за всеми. И день этот назывался — зачет по подтягиваниям.

В такой день Косточкин всегда одевал яркие спортивные лосины, был с утра бодр и приветлив. Это был его день. На 6ой урок классная руководитель лично контролировала, чтобы даже больной аутизмом Илюша одел спортивки и вышел в строй.

Илюша был хорошем парнем, а кроме того — вундеркиндом. Душевный недуг, а остюда тотальная ассоциальность компенсировались в нем удивительным талантом к рисованию. Никогда не забуду как он сидел на последней парте и карандашиком по тетрадке рисовал Собор Парижской Богоматери.
— Ты его откуда срисовал, Илюша? — спрашивал я его на перемене.
— Ниоткуда. Вчера по телевизору видел.

Технику рисования он перенял у своего старшего брата — струйного принтера, т.е рисовал просто — слева направо узкими горизонтальными сегментами, очень быстро и фотографически точно. За это Илюшу не смел обидеть даже Бурчинский, двоечник и хулиган от Бога. Думаю, если бы тогда я играл в карты, то обязательно бы развил в Илюше талант запоминания карт, предвидения флопов и другие качества среднестатистического Человека Дождя.

Но вернемся.

Торжественность мероприятия прослеживалась в деталях. В спортзале девочек рассаживали по лавочкам и заставляли наблюдать за происходящим. Заходила классная руководитель. Косточкин командовал — класс, "равняйсь" (с окончаниями слов у него были особые отношения). Первым в шеренге стоял, а правильнее сказать — цвел, — почти двухметровый и улыбчивый Илюша и разговаривал о чем–то сам с собой. Примерно шестым — я, в помятых с прошлой четверти спортивных шортах и футболке. Мы выравнивались.

Тогда Косточкин доставал классный журнал и все что происходило дальше напоминало печально известные сцены из "Списка Шиндлера". Каждый стоял и ждал ужасного момента, когда штандартенфюрер Косточкин назовет его фамилию и вызовет на турник. Так стояли и мы с Валиком, мои лучшим другом школных лет. Валик казался тощим и бледным даже больше, чем обычно.
— Цыганков! — со зловещей радостью объявил Косточкин вопреки алфавитному порядку, желая сразу получить максимальное удовольствие.
— Я… — негромко сказал Валик сдавленным голосом.

Физрук поднял глаза наблюдая, как Валик подступается к снаряду. Вокруг — гробовая тишина. Впереди — тридцать секунд несмываемого самурайского позора.
— Ну что, давай, Валентин.
— Анатолий Васильевич, я не умею… — сказал Валик и опустил подбородок.
— Ну как это — "не умею", Валик? — повторял заученный диалог Анатолий Василич.
— Надо пытаться!

Когда эта невыразительная мизансцена заканчивалась, Валик подходил к турнику и повисал на нем мертвым грузом. Было видно, что даже висение забирает у него много сил.
— Давай, давай, Валик, у нас еще целый класс — подливал масла Косточкин.
— Пытайся!

Тогда с телом Валика начинали происходить страшные на вид метаморфозы. За неимением мышц, Валик изо всех сил напрягал кожу. Она синела, краснела, подрагивала, что, разумеется, доставляло Косточкину физкультурный мультиоргазм. Смотерть на это было жутко. Пожалуй, такие предсмертые телосодрогания происходили с ведьмами времен Инквизиции во время сожжения.

Через пятнадцать секунд, когда последние силы покидали его хрупкий организм, он приземлялся, потирая горящие руки и с травмированными телом и психикой возвращался в строй. Так происходило и со мной и с многими другими в этот день. И только — Саша Турбовец избегал этого вселенского унижения. Саша был сильным.

Его всегда вызывали последнием. Саня выходил к турнику, как к трону, пафосно и энергично поигрывая сталью мышц и кубиками на прессе, как мужчина из рекламы пены для бритья. Кубиков у него было больше, чем пикселей у восьмибитного марио. Девочки сразу начинали шептаться пронизывая его иглами соблазнительных взглядов. Он цеплялся за турник, как человек паук, надежно и красиво, и казалось ничто не может разъединить их. Потом он начинал подтягиваться и у это у него выходило естественно, как дыхание. На цифре 25 Косточкин традиционно говорил:
— Достаточно, Саш…

Но это звучало как вызов на бис.

Саня всегда дожимал до последнего, а весь класс, затаив дыхание ждал чем закончиться это противостояние человека с металлическим Голиафом. И каждый раз победа была на стороне Турбовца. А мы после зачета торопились в раздевалку, чтобы побыстрее расстаться с грузом физической посредственности и продолжить жить, как будто ничего особенного не произошло.

________________________________________ ____________

Через неделю мы с Валиком решили, что с нас хватит. Точнее так решила моя мама и занялась поисками личного тренера по подтягиваниям. Она всегда заставляла меня учиться новому и уже через день нашла то, чего искала.

Некто Андрей был сыном маминого водителя, человеком с критическим ростом и незаурядной атлетичностью. Ему было, вроде, около 25 и нам казалось, что жизнь в этом возрасте уже сама по себе подвиг, а умение подтягиваться — достойно Нобелевской Премии. Мы его сразу зауважали.

Начиналось все, как в фильмах, про боксера отошедшего от дел. Когда он первый раз подсадил Валика на турник и взял его за ноги, чтобы помогать, Валика подвели его заклятые враги — влажные ладони и гравитация. Он плюхнулся с широко открытыми глазами о резиновое колесо под турником после первого же рывка. Я тоже не устапал в своей антиспортивности и первые разы моей задачей на турнике было — провисеть минуту.

Тем не менее, после певого же занятия мы загорелись. Научиться подтягиваться хотя бы раз — это было что–то большее, чем секс, всоп и ночь в компьютерном клубе.

Около трех месяцев мы занимались не пропуская занятий. Прогресс шел медленно. Первой победой были три подтягивания с помощью тренера, потом 5, потом 10.

Наконец через три месяца я сделал свой первый раз — сам!

Произошло это как–то неожиданно и от того вдвойне замечательно. Он отпустил мои ноги на третьем походе и просто сказал — А теперь давай сам разок!

За время тренировок я сбросил лишний вес, а мышцы на руках приобрели некоторый рельеф. Я совершил уверенный толчок всем телом и — подтянулся первый раз в своей жизни!

Очень криво, но сам. Юхуу!

Через неделю Валик добился того же результата и тогда мы стали часами обсуждать как правильно подтягиваться, ходили на турники, увеличивали кол–во подходов, подтягиваний. А уже скоро наступил очередной день Ф.

________________________________________ ______________

В этот день реальность выглядела подмененной. Это касалось и чувств внутри и мира вещей снаружи. Я впервые ждал зачета по физкультуре, представлял пошагово свой подход к снаряду, недоумение и уважение Косточкина, авации зрительского зала, зависть дрыщей.

К этому дню мой личный рекорд по подтягиваниям составлял около 7 раз. Это была, если не ошибаюсь, уверенная четверка. На пятерку нужно было 10 раз, или что–то вроде того. Но ведь — волнение, груз ответственности, стресс. За урок до зачета я почувствовал легкий спортивный мандраж.
— Чувак, сколько раз сделаешь?
— Думаю 7–9.
— Эхх. Что–то ссыкаю я.

Наконец, звонок с биологии прозвенел и я подхватив кулек с наглаженной спортивной формой зашагал с Валиком в направлении спортзала. На входе стоял Косточкин в своих эпических лосинах и при виде нас сделал традиционно раздражительное лицо.
— Анатольвасильич, зачет сдавать будем? — решил я разрыхлить почву перед своим триумфом.
— Борисенко, никак подтягиваться научился?
— Нет–нет, что Вы, Антатольвасилич, но ПЫТАТЬСЯ буду…
— Ну идите тогда на улицу. Сегодня наши футболисты играют с 53ьей школой на стадионе, вот у Вас двоих зачет приму и пойду болеть.
— …
— Анатольий Васильевич, а весь класс где, девочки?
— Да отпустил я всех, говорю же футбол сегодня. Полуфинал. Идите переодевайтесь и на улицу на турники, времени мало.

Мы с Валиком молча побрели в раздевалку и стали одеваться. Никто не сказал ни слова, потому что каждый представлял себе этот день, но никогда не признавался, что цель этих трех месяцев — зрители. Разочарование — это слово не описывает и десятой части наших чувств в ту минуту.

Мы вышли на улицу к одиноко стоящему турнику на площадке за школой. В пятидесяти метрах на стадионе наша команда играла со сборной пятьдесят третьей школы и девочки, облепив решетку открытого стадиона кричали что–то забивающему гол Турбовцу.

Я прыгнул на турник, раскачался несколько раз и со всей спортивной злостью принялся подтягиваться. Валик и Косточкин стояли в стороне.
— один…
— два…
— три…

Косточкин монотонно считал кол–во моих подтягиваний.
— четыре…
— пять…
— шесть…

Я ощутил прилив сил.
— семь…
— восемь…
— девять…
— десять…

Считать он закончил на цифре пятнадцать, когда я сделал еще одну попытку дотянуться подбородком до перекладины, но руки от усталости стали выпрямляться вопреки усилию. Я спрыгнул с турника и повернулся к нему. Его вгляд был устремлен в направлении стадиона, где футбольные страсти накалились до предела.
— Молодец, Борисенко! Пять.
— Цыганков, полезай. — сказал он, даже не посмотрев мне в глаза, оторвав взгляд об долбанного стадиона только чтобы занести оценку в журнал.

Валик залез на турник и подтянулся тоже около 15 раз. Едва его худые ноги коснулись асфальта, Анатолий Васильевич выстрелил:
— Молодец, Цыганков! Тоже пять
— Спасибо Капитан Очевидность!! — взорвалось в моей голове.
— А как же "пацаны, вот не ожидал, ну молодцы, настоящие мужчины, так держать"?! Хотя бы руку пожал. Вот поц…

Косточкин оперативно распрощался с нами и легким бегом переместился к сетке стадиона болеть за Турбовца и других ребят.

Был солнечный и теплый день, уроки закончились.

Мы с Валиком сели в соседнем дворике, купили по темному пиву и, кажется, поняли всю суть спорта…

[tolich]

Читал и все думал, когда ж про мотоцикл-то будет?

[Nikola 52 rus]

вот чуть-чуть не успел тоже самое написать

[МойРульСправа]

Непедагогичный рассказ. Школьники пьют пиво...нехорошо...

[axel]

да у нас всегда так..
вот чо он рассказом своим хотел сказать?
а сказал: "не фиг стараться быть спортивным, все равно это никому не надо, пейте пиво"

здоровье самому себе должно быть нужно, причем тут спорт.

и дело не в том что подтянутся смогли, а в том, что"За время тренировок я сбросил лишний вес, а мышцы на руках приобрели некоторый рельеф"..

и нигде не написано, что чтобы сохранить этот рельеф, надо ПОСТОЯННО заниматься. Просто чтоб сохранить, а не улучшить..
Видимо до некоторых так и не дошло, что те кто в спорте добился успеха- не потому добились успеха, что гены и талант, а потому-что они выкладывались годами не тренировках, пока другие сосали пиво.
и меня бесит, когда кто-то вместо того чтоб поддержать того кто пытается хоть как-то изменить себя, наоборот опускает того " да забей, иди пивка попьем", или "да ладно, кури и пей, а то здоровеньким помрешь".. или " а зачем тебе знать немецкий, ты чо хочешь к фашистам переехать жить" ну и т.д..

кароче..
большинство подобных графоманских рассказиков - вредное гавно.

[МойРульСправа]

Как бы да.

[elvin]

нда... это я так понимаю тренировка философов... Называется - найди смысл рассказа... )))
и откуда (с)перто?

[Филосoff]

нда... это я так понимаю тренировка философов... Называется - найди смысл рассказа... )))
и откуда (с)перто?

УКак Философ авторитетно заявляю что у нас тенировки другие - мы либо сразу по темному - либо по системе МВД.

[степанида]

читать было интересно
а вот финал слабоватый - ни о чем

а смысл, кажись в том, что парням нехило было бы и футболом заняться - видимо, это следующая глава

[axel]

пеши..